Пропавшая жена
В 1939 году, накануне вступления Красной армии в Польшу, с заместителем наркома обороны Григорием Ивановичем Куликом приключилась странная история. Его молодая жена Кира Ивановна, одна из признанных московских красавиц, пользовавшаяся большим успехом у мужчин, отправилась днем в поликлинику на мужниной машине, а домой не вернулась. Встревоженный Кулик позвонил в наркомат внутренних дел. Лаврентий Павлович Берия по-свойски обещал помочь, сказал, что поднимет на ноги всю милицию. Сам Кулик несколько дней вместе с адъютантом объезжал больничные морги, думая, что Кира Ивановна стала жертвой бандитов. Ее объявили во всесоюзный розыск. Но она исчезла. Руководители НКВД извиняющимся тоном сказали Кулику, что найти следы его жены пока не удается. А в служебной секретной переписке наркомата внутренних дел о Кире Кулик говорилось совсем другое – что она работала на иностранную разведку и, боясь разоблачения, бежала за границу…
Главный артиллерист
Григорий Иванович, тосковавший о жене, об этом и не подозревал. Тем более что отношение к нему Сталина не изменилось, хотя, казалось бы, как может – да еще в те времена! – муж шпионки оставаться заместителем наркома обороны. Но Сталин любил такие интриги. Он посадил жен Молотова и Калинина, жену своего бессменного помощника Поскребышева. А к Кулику вроде никаких претензий. Более того, в те годы вождь особо отличал и продвигал Кулика, сделал его одним из руководителей армии.
Кто же он был такой – Григорий Иванович Кулик?
Он успел повоевать еще в царской армии, где его определили в артиллерию. После революции Кулик сформировал в Полтаве красногвардейский отряд. Весной 1918 года он познакомился с Климентом Ефремовичем Ворошиловым. Они оказались под Царицыным вместе со Сталиным, что во многом определило их дальнейшую судьбу. В Первой конной армии под началом Буденного и Ворошилова Кулик командовал артиллерией. И в глазах Сталина Григорий Кулик был артиллеристом номер один. После Гражданской он окончил Академию имени М. В. Фрунзе. Под псевдонимом Генерал Купер был главным военным советником в Испании, за что получил орден Ленина. 23 мая 1937 года его принял Сталин и предложил возглавить артиллерию Красной армии. Григорий Иванович отказывался от этого предложения. Но вождь настоял на своем. В январе 1939 года Сталин произвел главного артиллериста страны в заместители наркома обороны. Летом 1939 года командарм 1-го ранга Кулик был командирован на Халхин-Гол, чтобы присматривать за действиями молодого Жукова. В сентябре 1939 года вождь доверил Кулику руководить военной операцией против Польши. После Польши Кулика ждала другая война – финская. 21 марта 1940 года он получил «Золотую Звезду» Героя Советского Союза за то, что артиллерия крупных калибров взломала финские укрепления и проложила путь пехоте.
Предатель или окруженец?
В первый же день Великой Отечественной, 22 июня 1941 года, Сталин отправил двух заместителей наркома обороны, маршалов Кулика и Шапошникова, на Западный фронт – в помощь командующему генералу армии Дмитрию Григорьевичу Павлову. Может быть, Сталин верил, что два маршала сумеют нанести встречный удар по немцам и разгромить их? В первые дни войны казалось, что все дело в отсутствии твердой руки. Борис Михайлович Шапошников благоразумно остался в штабе фронта, моторный Кулик посчитал, что его место в войсках. 23 июня Григорий Иванович вылетел в Белосток, чтобы руководить действиями 3-й и 10-й армий и организовать контрудар силами конно-механизированной группы, которую сформировал заместитель командующего фронтом генерал Болдин. Но Кулик ничем не мог помочь отступающим войскам. Шапошников, видя, что происходит, попросил у Ставки разрешения немедленно отвести войска. Разрешение было дано. Но армии давно отходили и без всякого приказа. Западный фронт, потерявший авиацию и танки, был рассечен немецкими клиньями. Одиннадцать дивизий оказались в окружении. Прорваться на восток они не смогли, были деморализованы и через несколько дней прекратили сопротивление. Маршал Шапошников сообщил в Москву, что сам он болен, а связь с Куликом прервалась. Григорий Иванович и не заметил, как вместе с частями 3-й и 10-й армий оказался в немецком тылу. Радиостанции у него не было. Сообщить о своем местонахождении он не мог. В суматохе и хаосе найти Кулика не удалось. Никто не знал, где маршал.
Сталин рвал и метал. Поползли слухи, что маршал Кулик перешел к противнику, что Кулик предатель… А маршал вместе с бойцами 10-й армии почти две недели выходил к своим. Натер ноги, не мог идти, рассказывал потом, что в какой-то момент от отчаяния был готов застрелиться.
И все же в июле маршал переправился через Днепр и вышел к своим. В других армиях выбравшихся из плена награждают за мужество и перенесенные страдания. Но Сталин не доверял окруженцам, и его отношение к Кулику изменилось. В сентябре 1941 года он назначил Григория Ивановича всего лишь командиром 54-й армии, которая должна была прорывать блокаду Ленинграда с востока.
«Армия стала бандой!»
Ленинградским фронтом командовал тогда Георгий Константинович Жуков. Его раздражала медлительность Кулика. Властный Жуков сказал ему, что «на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии». Маршал Кулик игнорировал указание генерала армии Жукова. Амбициозный генерал пожаловался Сталину. Тот лично приказал Кулику ускорить наступление. Но прорвать линию немецкой обороны Кулик не сумел. Впрочем, прорвать блокаду не удалось тогда и Жукову. 29 сентября 1941 года 54-ю армию переподчинили Ленинградскому фронту, Кулика от командования освободили. Сталин вызвал маршала к себе и поручил ему организовать оборону Ростова. Кулик сформировал 56-ю армию, которая должна была оборонять город. Но Ростов – не по вине Кулика – сдали практически без боя.
10 ноября Сталин отправил маршала Кулика уполномоченным Ставки оборонять Севастополь и Керченский полуостров. Это безнадежное поручение оказалось для Кулика роковым. Войск в Крыму было совсем немного. Задача их состояла в том, чтобы не допустить высадки десанта. Но неудачи Южного фронта привели к тому, что немецкие войска подошли к Крыму с севера. Несмотря на то, что немцы уже стояли на пороге Крыма, Ставка по-прежнему требовала надежно прикрывать береговую линию. Страх перед десантом не покидал ни Сталина, ни его генералов. Это помешало даже имеющиеся силы сконцентрировать на главном направлении. В результате наступавшие немецкие войска получили идеальную возможность бить советские дивизии по одной.
Маршал Кулик прибыл в Крым 12 ноября. Уже было поздно что-либо предпринимать. Немецкие войска, прорвав укрепления на Перекопе, двигались к Севастополю. Отступавшие войска беспорядочно переправлялись через пролив на Таманский полуостров. Бойцы, измученные боями, были деморализованы и небоеспособны. Кулику оставалось лишь санкционировать продолжавшийся отход. Маршал обиженно оправдывался: – Мне нечем было отстоять Керчь. Там собралась потрепанная бражка – просто банда. Армия стала бандой! Пьянствовали, женщин насиловали. Разве с такой армией я мог удержать Керчь? Приехал я уже поздно – спасти положение было нельзя.
У Сталина накопилось недовольство действиями Григория Ивановича Кулика. Он решил, что маршал должен ответить за две неудачи подряд – в Крыму и в Ростове.
Разжаловать!
16 февраля 1942 года дело Кулика рассматривала военная коллегия Верховного суда. Его признали виновным в невыполнении боевого приказа. После смерти Сталина Главная военная прокуратура, изучавшая дело Кулика, запросила мнение Генерального штаба относительно обстоятельств сдачи Керчи в ноябре сорок первого. «Изучение имеющихся документов, – ответил прокуратуре Генштаб, – показывает, что в сложившихся условиях командование войсками керченского направления, а также бывший маршал Советского Союза Кулик с наличными и притом ослабленными силами и средствами удержать город Керчь и изменить ход боевых действий в нашу пользу не могли…»
В 1942 году президиум Верховного Совета лишил Григория Кулика маршальских звезд, звания Героя Советского Союза и всех наград. Его разжаловали в генерал-майоры. Несколько месяцев он обивал пороги высоких кабинетов и просил отправить его на фронт. В марте 1943 года ему удалось поговорить с Жуковым, который был ему обязан – Кулик поддерживал его во время Халхин-Гола. Жуков взял на себя трудную миссию – переговорить со Сталиным. Заступничество Георгия Константиновича подействовало. 15 апреля 1943 года Кулика произвели в генерал-лейтенанты и поставили командовать 4-й гвардейской армией. Жуков даже хотел сделать его генерал-полковником, просил, чтобы ему вернули звание Героя. Казалось, опала позади. Но бывшие подчиненные и товарищи по службе рады были добить попавшего в опалу маршала. В разгар боевых операций Кулик бросал командный пункт, выезжал на линию фронта, шел в окопы и ложился за пулемет. На передовой, в солдатской цепи он чувствовал себя на месте. Но от него ждали другого. В результате Кулика отстранили от командования и отозвали с фронта в распоряжение главного управления кадров РККА.
В январе 1944 года в Москве провели единственный за всю войну пленум ЦК ВКП(б). Члены ЦК задним числом утвердили постановление Политбюро:
«Первое. Исключить Кулика Г. И. из состава членов ЦК ВКП(б).
Второе. Снять Кулика Г. И. с поста зам. наркома обороны Союза ССР».
В январе 1944 года Кулику подобрали должность второго заместителя начальника главного управления формирования и укомплектования войск Красной армии. Казалось, что опала Кулика заканчивается. Впервые за всю войну он был награжден орденом Красного Знамени. Постановлением президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года ему вернули два ордена Ленина и три ордена Красного Знамени, полученные до войны. На следующий год, в феврале сорок пятого, Кулик получил еще один орден Ленина. А потом настроение Сталина опять изменилось.
Семейные дела
В начале июля 1945 года Кулика сняли с должности «за бездеятельность». 9 июля (сразу после войны, когда других награждали и повышали) Кулика опять понизили в звании до генерал-майора и – что было опаснее всего в те годы – исключили из партии. 19 июля он получил назначение – заместителем командующего Приволжским военным округом. Отъезд из Москвы не означал, что его оставили в покое. Совсем наоборот. Через год, 28 июня 1946 года, генерал-майор Кулик был уволен из рядов Вооруженных сил в отставку. Следствие по его делу шло полным ходом. Худшее было впереди.
Тут надо вернуться назад и рассказать о том, куда исчезла жена Кулика. Семейные дела маршала Кулика складывались сложно. Его первой женой была Лидия Яковлевна Пауль. Познакомились они в Ростове-на-Дону, где Григорий Иванович выздоравливал после ранения. У них родилась дочь Валентина. Она вышла замуж за военного летчика генерала Осипенко, Героя Советского Союза.
В 1930 году Кулик на курорте познакомился с Кирой Ивановной Симонич и сразу влюбился в признанную красавицу. Он развелся с женой и женился на Кире. Ее отец был обрусевшим сербом. Рассказывают, будто он был графом и после революции его расстреляли чекисты. Кулик, конечно, не подозревал о том, что телефонные разговоры его новой жены давно прослушивались. Еще до брака с Куликом, когда Кира Ивановна жила в Ленинграде, за ней следили, потому что она, по мнению чекистов, «вела свободный образ жизни и была знакома с иностранцами». Григорий Иванович Кулик так и не узнал, что в 1939 году его жену Киру арестовали по личному приказу Сталина.
Занимался делом Киры Кулик заместитель Берии комиссар госбезопасности 3-го ранга Всеволод Николаевич Меркулов, который увлекался драматургией и писал пьесы на современные темы под звучным псевдонимом Всеволод Рокк. Занимался арестом жены Кулика капитан госбезопасности Лев Емельянович Влодзимирский. В 1953 году его судили вместе с Берией.
На процессе Влодзимирский рассказал: – Меня вызвали в кабинет Берии. Там находился Меркулов. Берия дал указание Меркулову создать группу из трех-четырех человек и произвести арест жены Кулика. Меркулов разработал план, как устроить засаду, и предложил жену Кулика взять секретно. Ордера на арест не было… Задержание гражданки Кулик нужно было произвести на улице, без огласки. На второй или третий день, когда гражданка Кулик вышла из дома и пошла по пустынному переулку, она была нами задержана и доставлена во двор здания НКВД.
Киру Кулик поместили в страшную Сухановскую тюрьму, где держали «особо опасных» политических преступников. Она провела в заключении полтора месяца, а потом ее убили. В 1953 году арестованный вместе с Берией бывший первый заместитель наркома Богдан Кобулов рассказал: – Берия, сославшись на указание инстанции, сказал, что имеется указание уничтожить Симонич-Кулик… Но уничтожить нужно таким образом, чтобы об этом никто не знал. Закрыть лицо Кулик шалью и в таком виде доставить ее в специальное помещение и поручить Блохину расстрелять ее. Капитан госбезопасности Василий Михайлович Блохин несколько лет служил начальником комендантского отдела административно-хозяйственного управления НКВД. Он же при необходимости исполнял обязанности палача. – Меня вызвал заместитель наркома внутренних дел Кобулов, – вспоминал Блохин, допрошенный в качестве свидетеля, – и сказал, что Влодзимирский приведет ко мне женщину, которую надо расстрелять. При этом Кобулов запретил мне спрашивать эту женщину о чем-либо, а сразу после доставки ее расстрелять. Я выполнил указание Кобулова и ее расстрелял. Никаких документов на эту женщину ни Кобулов, ни Влодзимирский мне не передавали, и точно так же я о произведенном расстреле никаких документов не составлял…
– Так за что же убили Кулик-Симонич? – спросили на суде Меркулова. – Берия сказал мне, что о ее расстреле есть указание свыше, – объяснил Меркулов. Лаврентию Павловичу указания мог давать только один человек в стране – сам Сталин… Некоторые ветераны госбезопасности предполагают, что Берия похитил красивую женщину, так сказать, в личных целях, но, натолкнувшись на сопротивление, приказал ее убить. Романтические версии не выдерживают столкновения с практикой советской госбезопасности. Всеволод Меркулов рассказал на суде, что они с Берией получили от Киры Кулик согласие быть тайным осведомителем. За крупными военными следили всегда, их окружали агентами госбезопасности. Вот решили и жену маршала Кулика превратить в источник информации. Но потом намерения изменились, и от нее избавились.
О чем говорили генералы между собой?
Маршал понял, что Киру он больше не увидит, и в октябре 1940 года женился на школьной подруге своей дочери – Ольге Яковлевне Михайловской. Разница в возрасте между супругами составила тридцать два года. На свадьбу пришел Сталин…
После войны на Лубянке готовили новое «дело военных». Главной фигурой должен был стать маршал Жуков. Сталин завидовал авторитету Жукова, его всенародной славе. СМЕРШ следил за каждым шагом маршала. После смерти вождя министр обороны Булганин показал найденные в сейфе у помощника Маленкова пятьдесят пять томов донесений с записями разговоров Жукова. В переписке Министерства государственной безопасности Жуков именовался так: «человек, претендующий на особое положение».
Но уничтожать Жукова Сталин не хотел. Он сделал так, что Жуков решил: его преследуют Берия и Абакумов, а Сталин не дает в обиду. Зато вождь санкционировал арест генералов, связанных с Жуковым. 24 января 1948 года был арестован генерал-лейтенант Константин Телегин. С осени 1944 года он был членом военного совета у Жукова.
Телегин писал из заключения Молотову: «Я был арестован в Ростове без предъявления ордера и доставлен в Москву, во внутреннюю тюрьму МГБ. Здесь с меня сразу содрали одежду, одели в рваное, вырвали золотые коронки вместе с зубами, подвергли другим унизительным издевательствам. После этой «предварительной обработки» я был вызван министром Абакумовым, который начал с того, что обругал меня матом как «врага Родины и Партии» и потребовал, чтобы я признался в своей «преступной работе» против Партии и Советского государства. Когда же я потребовал, чтобы мне предъявили конкретные обвинения в моих преступлениях, министр в присутствии следователя Соколова заявил мне: «Это ты скажешь сам, а не будешь говорить – отправим в военную тюрьму, покажем тебе, где раки зимуют, тогда заговоришь!» Оскорбляя и издеваясь, следователи и руководство МГБ требовали от меня показаний о «заговоре», якобы возглавлявшемся Жуковым Г. К., Серовым И. А. и мною, дав понять, что они также арестованы…»
18 сентября 1948 года был арестован Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Крюков. Его привезли в Министерство государственной безопасности. Следователь сказал: – Запомни, ты уже не генерал, а арестант, будешь запираться, будем бить тебя, как сидорову козу. Крюков возразил: – Я еще подследственный, и из генералов меня пока не разжаловали. Следователь подвел его к окну: – Вот видишь – там народ? Вот они подследственные. А ты уже осужден. От нас на свободу возврата нет. От нас дорога только в лагерь. Министр госбезопасности Абакумов добавил: – Будешь упорствовать, будем бить и искалечим на всю жизнь.
Обвиняли Крюкова в том, что он участвовал в заговоре, во главе которого стоял маршал Жуков. Крюкова избивали до потери сознания, требуя, чтобы он дал показания о предательстве Жукова. По этому делу взяли больше семидесяти человек. Среди сторонников Жукова числился и бывший маршал Кулик.
Григорий Иванович ни о чем не подозревал и совершил непоправимую ошибку. Однажды в Москве он встретился со своим бывшим командующим генерал-полковником Василием Гордовым, которого тоже сняли с должности. Василий Николаевич Гордов участвовал еще в Первой мировой, получил лычки унтер-офицера. В Красную гвардию вступил в декабре 1917 года. В Гражданскую дослужился до командира полка. Великую Отечественную Гордов встретил на посту начальника штаба 21-й армии, в октябре стал ее командующим. В разгар тяжелых боев на юге страны понадобился командующий Сталинградским фронтом. Член военного совета фронта Хрущев предложил Гордова, которого считал энергичным и храбрым человеком. Генерал-майора Гордова вызвали к Сталину. 23 июля вождь назначил его командующим фронтом и сразу произвел в генерал-лейтенанты. Сталину нравились командиры с сильным характером и волей. Войну Василий Гордов закончил командующим 3-й гвардейской армией, которая участвовала во взятии Берлина, а потом – в освобождении Праги.
Маршал Конев назначил генерала Гордова начальником гарнизона Праги. В 1945 году он стал Героем Советского Союза… Бывшие сослуживцы обосновались в гостиничном номере и крепко выпили. Стали вспоминать войну, заговорили о Сталине, о Жукове… Они оба были склонны к употреблению горячительных напитков и невоздержанны на язык. Наивные люди, они и не подозревали, что за ними следят. Наверное, думали, что отставники никого не интересуют. Или не понимали масштабов слежки военной контрразведки за командным составом Вооруженных сил. Номер, где встретились генералы, говоря чекистским языком, был оснащен техническими средствами контроля. Особисты записали также разговоры Гордова с его бывшим подчиненным генерал-майором Филиппом Трофимовичем Рыбальченко, который после войны был начальником штаба Приволжского военного округа. Потом аппаратуру прослушивания установили и в квартире Василия Гордова.
3 января 1947 года министр госбезопасности генерал-полковник Абакумов доложил Сталину: «Представляю при этом справку о зафиксированном оперативной техникой 31 декабря 1946 года разговоре Гордова со своей женой и справку о состоявшемся 28 декабря разговоре Гордова с Рыбальченко. Из этих разговоров видно, что Гордов и Рыбальченко являются явными врагами Советской власти». Василий Николаевич говорил с женой Татьяной Владимировной о только что снятом с должности маршале Жукове: – Ты все время говоришь – иди к Сталину. Значит, пойти к нему и сказать: «Виноват, ошибся, я буду честно вам служить, преданно». Кому? Подлости буду честно служить, дикости? Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут…. Сейчас расчищают тех, кто у Жукова был мало-мальски в доверии. Их убирают. А Жукова год-два подержат, а потом тоже… – Когда Жукова сняли, ты мне сразу сказал: все погибло, – напомнила жена. – Но ты должен согласиться, что во многом ты сам виноват. – Значит, я должен был дрожать, рабски дрожать, чтобы они мне дали должность командующего, чтобы хлеб дали мне и семье? Не могу я! Что меня погубило – то, что меня избрали депутатом. Вот в чем моя погибель. Я поехал по районам, и когда я все это увидел, все это страшное, – тут я совершенно переродился. Не мог я смотреть на это. Отсюда у меня пошли настроения, я стал высказывать их тебе, еще кое-кому, и это пошло как платформа. Я сейчас говорю, у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, то завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!
Приехавший навестить Гордова Рыбальченко остановился на его квартире, и они опять поговорили по душам. Генеральские разговоры свидетельствуют о том, что люди военные, то есть приученные исполнять приказы и не сомневаться, понимали, что происходит в стране, и не хотели с этим мириться. – Нет самого необходимого, – говорил Рыбальченко. – Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут. – Он все видит, все знает, – бросил Гордов. – Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?.. Народ внешне нигде не показывает своего недовольства, внешне все в порядке, а народ умирает… Народ голодает, как собаки, народ очень недоволен. – Но народ молчит, боится. – И никаких перспектив, полная изоляция. – Нам нужно было иметь настоящую демократию, – сказал Гордов. – Именно, чистую, настоящую демократию, – согласился Рыбальченко.
Реабилитировать не спешили
Арестовали всех троих. Им инкриминировали «антисоветские разговорчики» и преувеличенную оценку роли Жукова. В тот момент Кулик, Гордов и Рыбальченко нужны были чекистам не сами по себе, а как подельники маршала Жукова. Арестовать Жукова и устроить большой процесс Сталин все же не решился, а часть генералов разрешил расстрелять.
Военная коллегия Верховного суда рассматривала дело Кулика 23 августа 1950 года. Григорий Иванович заявил, что отказывается от показаний, данных на следствии, – его избивали, выбили ему четыре зуба. Но приговор Кулику был вынесен заранее. 24 августа Григория Ивановича расстреляли. Вместе с Гордовым и Рыбальченко.
После смерти Сталина реабилитировать Кулика не спешили. Родным прислали липовую справку: «Ваш муж (отец) был осужден 24 августа 1950 года и, отбывая наказание, умер 8 января 1954 года». Его вдова Ольга Михайловская, которая ничего не знала о судьбе мужа, обратилась по старой памяти к Жукову, который стал министром обороны. Георгий Константинович в мае 1955 года написал главному военному прокурору: «Почему не говорят правду о Кулике? Я прошу Вас срочно подготовить и дать ответ его жене. Мне кажется, что Кулик осужден безвинно».
Слова Жукова возымели действие. 28 сентября 1957 года постановлением президиума Верховного Совета Кулика реабилитировали. Посмертно ему вернули и маршальское звание, и все награды.
Четыре года назад, рассказывая о судьбе маршала Кулика, я говорил о том, что его реабилитировали, но у него нет даже могилы. Тела казненных семьям не выдавали. И вот теперь, наконец, можно сказать: могила маршала Кулика найдена! Через пятьдесят пять лет после расстрела его родные могут прийти на Донское кладбище и помянуть невинно расстрелянного.
Здесь маршал Кулик не один. В одной братской могиле захоронены останки еще семнадцати военнослужащих Советской армии, расстрелянных в 1950 году, через пять лет после окончания войны. Все расстреляны несправедливо. Все реабилитированы.
Итак, в конце 1944 года те сотрудники аппарата НКВД, которые подготовили тогда для Берии процитированную выше справку, не имели никаких сомнений, что в мае 1940 года Кира Симонич попросту сбежала из страны. Как мы сейчас увидим, сам Берия и несколько особенно близких к нему людей знали обо всей этой истории нечто совсем иное.
Последующие «воспоминания» о том, что же случилось тогда с Кирой Симонич, были сделаны уже в 1953 году, после ареста Лаврентия Берии. Сделаны они были отнюдь не добровольно, и зафиксированы они были не в мемуарной литературе, а в различных следственных и судебных протоколах. Григория Кулика к тому времени уже три года как не было в живых.
На судебном заседании в декабре 1953 года Лаврентий Берия рассказал следующее:
«Я получил небольшую сводку о Кулик. Вернее, я попросил, чтобы мне дали о ней сводку. Получив сводку, я показал её. Мне было приказано изъять Кулик-Симонич и так, чтобы никто об этом не знал. Получив такое указание, я вызвал Меркулова и Влодзимирского и поручил произвести операцию. Они выполнили моё поручение…»
Если очистить эти его слова от неуместных сегодня намёков и эвфемизмов, то о чём же тут говорится? Тут говорится о том, что по инициативе Сталина аппарат НКВД подготовил для него материал на Киру Симонич. Очевидно, это и был тот самый компромат, на основании которого Сталин в разговоре с Куликом «предложил с ней разойтись». Очевидно также, что после этого разговора (и, вероятно, по его итогам) Сталин и приказал Берии тайно «изъять Кулик-Симонич».
Всеволод Николаевич Меркулов с декабря 1938 года являлся первым заместителем наркома внутренних дел (то есть, Берии) и возглавлял Главное управление госбезопасности НКВД СССР (с февраля 1941 года он — с некоторым перерывом — несколько лет был наркомом государственной безопасности СССР). В декабре 1953 года, выступая уже в качестве подсудимого, Меркулов припомнил некоторые подробности интересующего нас дела:
«Получив указания Берии, я ознакомился с материалами на Симонич-Кулик, но материалы были незначительные. Я доложил об этом Берии. Он волновался, очень спешил и сказал мне, что нужно быстрее изъять Симонич-Кулик. По указанию Берии мною был разработан план ареста Симонич-Кулик, устроена засада, я выезжал проверять, как идёт выполнение операции, на место. Кулик-Симонич я допрашивал вместе с Берией, правильнее сказать, допрашивал её Берия, а я вёл запись протокола. Никаких показаний о своей шпионской работе она не дала и была нами завербована в качестве агента…»
Конечно, я плохо представляю себе порядки, существовавшие тогда в НКВД. Но из общих соображений, однако, мне кажется, что далеко не всякого подозреваемого, на которого имелись «незначительные материалы», допрашивал бы лично нарком внутренних дел СССР, а его первый заместитель выполнял бы при этом функции секретаря…
Кроме Меркулова, Берия упомянул ещё Влодзимирского. Лев Емельянович Влодзимирский, бывший тогда в НКВД начальником Следственной части по особо важным делам, сообщил в 1953 году следующее:
«В 1939 году, в июне или в июле, меня вызвали в кабинет Берии. Там находился Меркулов и ещё кто-то. Берия дал указание Меркулову создать опергруппу из 3—4 человек под руководством Гульста и произвести секретный арест жены Кулика. Я был участником этой группы. Меркулов разработал план, как устроить засаду, и предложил жену Кулика снять секретно. Ордера на арест жены Кулика не было.
Была ли она виновата или нет, не знаю. Я считал, что её снимают незаметно, так как не хотят компрометировать её мужа.
Мы привезли её в здание НКВД и сдали. Я больше ничего не делал…»
Вениамин Наумович Гульст, бывший заместитель начальника 1-го отдела по охране НКВД, затем заместитель наркома внутренних дел Эстонии, во время следствия по делу Берии находился на пенсии. В 1953 году он проходил не обвиняемым, а лишь свидетелем. Гульст показал:
«В 1940 году меня вызвал к себе Берия. Когда я явился к нему, он задал мне вопрос, знаю ли я жену Кулика. На мой утвердительный ответ Берия заявил: «Кишки выну, кожу сдеру, язык отрежу, если кому-то скажешь то, о чём услышишь!». Затем Берия сказал: «Надо украсть жену Кулика, в помощь даю Церетели и Влодзимирского, но надо украсть так, чтобы она была одна».
В районе улицы Воровского в течение двух недель мы держали засаду, но жена Кулика одна не выходила. Каждую ночь к нам приезжал Меркулов проверять пост, он поторапливал нас и ругал, почему мы медлим. Но однажды она вышла одна, мы увезли её за город в какой-то особняк. Слышал, что Кулик объявлял розыск своей жены, но найти её не мог.»
Шалва Отарович Церетели, которого, по словам Берии, он знал «как человека храброго» и который использовался им «по борьбе с бандитизмом», припомнил следующее:
«Летом или в начале осени 1940 года меня вызвал Берия и объявил, что я вхожу в состав группы из четырёх человек, которым поручается произвести секретный арест жены маршала гражданки Кулик. Согласно намеченному плану, задержание гражданки Кулик должно было произойти на улице, без огласки. Для этого были выделены две легковые машины, в них дежурила вся группа. Засада была устроена недалеко от дома, где находилась квартира маршала Кулика. На второй или третий день, когда гражданка Кулик вышла из дома одна и пошла по пустынному переулку, она была нами задержана и доставлена во двор здания НКВД СССР. Всей этой операцией руководил Меркулов, он приезжал, проверял засаду…»
Итак, пройдя по всей цепочке показаний, мы теперь знаем, что в операцию «изъятия» Киры Симонич были посвящены лишь трое сотрудников НКВД: Гульст, Влодзимирский и Церетели. Все эти люди были сотрудниками особо доверенными. Они действовали под непосредственным руководством Меркулова и по прямому поручению Берии. Берия, в свою очередь, ссылался на полученное им прямое распоряжение самого Сталина.
Но был и ещё один ближайший сотрудник Берии, которого тот посвятил в детали операции по «изъятию» Киры Симонич.
Богдан Захарович Кобулов являлся заместителем Всеволода Меркулова в Главном управлении госбезопасности, а с сентября 1939 года руководил Главным экономическим управлением НКВД СССР — тем самым «ГЭУ НКВД СССР», сотрудники которого 15 мая 1940 года арестовали Бориса Мордвинова. В 1953 году Кобулов рассказал следующее:
«Примерно в 1939 году Берия, сославшись на имеющееся указание «инстанции», распорядился произвести секретный арест гражданки Симонич-Кулик и содержать её под стражей в загородной Сухановской тюрьме…»
Обращает на себя внимание разнобой в датировке начала операции по «изъятию» Симонич: «примерно в 1939 году», «в 1939 году, в июне или в июле», «в 1940 году», «летом или в начале осени 1940 года»… Так когда же, всё-таки, исчезла Кира Симонич?
Совершенно убеждён, что этого не могло случиться в 1939 году. И дело не только в том, что Иван Козловский однозначно припомнил: Кира Симонич была жива-здорова накануне войны с Финляндией (ноябрь 1939 года). И не только в том, что то же самое подтвердила и Валентина Кулик-Осипенко, падчерица Киры. И не только в том, что сам Григорий Кулик, муж Киры, прямо связывал её исчезновение с присвоением ему в мае 1940 года маршальского звания. А и в том ещё дело, что Борис Мордвинов, любовник Киры, вся жизнь которого перевернулась после его ареста (15 мая 1940 года) и который, должно быть, миллион раз потом возвращался в памяти к подробностям своего злосчастного «курортного знакомства», не мог ошибиться: в июле 1939 года Кира Симонич ещё превосходно себя чувствовала, отдыхая со своим мужем на юге, и впереди у неё ещё были месяцы тайных свиданий с талантливым московским режиссёром.
Нет, Кира Симонич исчезла 5 мая 1940 года — это бесспорно. Но, в таком случае, как объяснить слова Влодзимирского («в 1939 году, в июне или в июле») и Кобулова («примерно в 1939 году»)?
Объяснить это можно, например, тем, что именно в 1939 году, после июльского «курортного знакомства» Бориса Мордвинова с Кирой Симонич, компетентные органы заинтересовались ею и начали мало-помалу собирать на неё компромат. И когда в 1953 году Влодзимирского и Кобулова спросили о Кире Симонич, им прежде всего припомнилась именно это…
О том, что «изъять» Киру Симонич распорядился сам Сталин, мы знаем только лишь со слов Берии. Но косвенно это ведь подтвердил и Григорий Кулик, рассказав в 1950 году о своей встрече со Сталиным, на которой тот предъявил ему компромат на Киру и посоветовал срочно с ней развестись. Стало быть, Сталин был полностью в курсе дела, и оно находилось у него на контроле. В этих условиях Берия едва ли мог действовать самостоятельно, на свой страх и риск. И именно тем, что дело находилось на контроле у Сталина, можно было бы объяснить отмеченное Меркуловым «волнение» Берии и его «спешку». Кира Симонич исчезла 5 мая 1940 года — стало быть, приказ на «изъятие» поступил несколькими днями ранее (Гульст говорил о двух неделях).
«Скажите ей, что вы везёте её для освобождения…»
Дальнейшую судьбу Киры Симонич Богдан Кобулов описал следующим образом:
«Примерно через месяц или полтора после негласного ареста жены маршала меня вызвал Берия и сказал, что имеется указание «инстанции» о ликвидации Симонич-Кулик. Но сделать это нужно таким образом, чтобы, кроме Влодзимирского, об этом никто не знал.
Тут же Берия вызвал Влодзимирского и проинструктировал его, как надо это сделать: «Поедете с Мироновым в Сухановку и возьмёте там женщину, которую надо привезти сюда, во внутреннюю тюрьму, и здесь ликвидировать. Для того, чтобы она при транспортировке не крикнула и чтобы никто из надзирателей не услышал её крика, скажите ей, что вы везёте её для освобождения. Да и вообще лучше, если никто лица её не увидит — обмотайте ей голову платком».
Тут же Берия позвонил начальнику Сухановской тюрьмы, что приедет за «той самой» арестованной Влодзимирский, и вы её ему отдайте. В ожидании приведения в исполнение его распоряжения о расстреле Симонич-Кулик Берия очень нервничал, считая, что дело затягивается, и поручил мне проверить причину задержки. Однако когда я прибыл, Влодзимирский и Блохин мне доложили, что задание выполнено.»
Всеволод Меркулов также припомнил, что Берия сослался на распоряжение Сталина:
«Берия сказал мне, что о её расстреле есть указание свыше. У меня не было никаких сомнений в том, что такое указание действительно было получено.»
Лев Влодзимирский подтвердил показания Богдана Кобулова:
«Через полтора месяца меня вызвал Кобулов, приказал выехать в Сухановскую тюрьму, получить там жену Кулика и передать её Блохину. Я понял, что если жена Кулика передаётся коменданту НКВД Блохину, то, значит, для исполнения приговора, то есть расстрела».
На следствии же Влодзимирский поделился и некоторыми подробностями того, как он вместе с начальником внутренней тюрьмы НКВД Александром Мироновым привёз Киру Симонич в то самое пресловутое здание в Варсонофьевском переулке:
«Нас там встретил во дворе комендант Блохин, который вместе с Мироновым отвёл её во внутреннее помещение нижнего этажа здания. Я с ними прошёл в первое помещение и остался там, а Блохин с Мироновым провели гражданку Кулик в другое помещение, где её и расстреляли. Через несколько минут мы вышли уже во двор с Мироновым и Блохиным. К нам подошли прокурор Бочков и заместитель наркома внутренних дел СССР Кобулов. Я хорошо помню, как Блохин при мне доложил им, что приговор приведён в исполнение.»
Василий Михайлович Блохин, комендант, по должности своей занимался, среди прочего, и расстрелами. В 1953 году он, подобно Вениамину Гульсту, давал показания не как обвиняемый, а только лишь в качестве свидетеля. Собственно говоря, Василий Блохин и поставил последнюю точку в жизни Киры Симонич:
«Симонич-Кулик я не знаю по фамилии. Такой никогда не слышал. Могу, вместе с тем, рассказать следующее. Меня вызвал заместитель наркома Кобулов и сказал, что начальник следственной части Влодзимирский привезёт ко мне женщину, которую надо расстрелять. При этом Кобулов запретил мне спрашивать эту женщину о чём-либо, а сразу же после доставки её расстрелять. В тот же день Влодзимирский вместе с начальником внутренней тюрьмы Мироновым привёл ко мне женщину и сказал, что это её надо расстрелять.
Я выполнил указание Кобулова и её расстрелял. Кто была эта женщина, я не знаю. Никаких документов на эту женщину ни Кобулов, ни Влодзимирский не представили, и точно так же и я о произведённом расстреле никаких документов не составлял. Насколько я помню, кроме Влодзимирского и Миронова при этом расстреле никто не присутствовал.»
За многие годы своей службы Василий Блохин лично расстрелял тысячи людей. В апреле 1953 года его отправили на пенсию. В ноябре 1954 года генеральскую пенсию у него отобрали. Спустя два с половиной месяца, в феврале 1955 года, он скончался от инфаркта миокарда.
В том же 1953 году был отправлен на пенсию и полковник Александр Миронов, начальник внутренней тюрьмы Министерства государственной безопасности СССР. Потом он вёл жизнь московского пенсионера и скончался, как пишут, в 1968 году.
Вениамин Гульст также избежал в 1953 году расстрела, но, подобно Блохину, лишился в ноябре 1954 года генеральской пенсии. В большинстве источников год его смерти считается неизвестным, и лишь в процитированной выше статье в качестве года смерти указан 1972-й.
Шалва Церетели был арестован в августе 1953 года, и два с лишним года спустя, в ноябре 1955 года, его расстреляли.
Лев Влодзимирский, Богдан Кобулов и Всеволод Меркулов были арестованы в 1953 году как ближайшие сотрудники Лаврентия Берии. Тогда же, в 1953 году, всех этих людей расстреляли.
Несколько лет назад увидела свет книга Александра Соколова под названием «Анатомия предательства: «Суперкрот» ЦРУ в КГБ: 35 лет шпионажа генерала Олега Калугина». Но нас сейчас интересует, впрочем, не Олег Калугин, а нечто совсем иное. Именно: на стыке 50-х и 60-х годов в КГБ СССР проводилась чистка архивных материалов, и автору книги, молодому тогда сотруднику, поручили ознакомиться с оперативно-розыскном делом на Киру Кулик-Симонич — с целью дать по нему своё заключение на предмет последующего уничтожения архивного дела. Вот что пишет Александр Соколов в своей книге:
«По материалам, эта женщина в июле 1939 года вышла из дома, чтобы поехать на служебной машине мужа в Кремлёвскую поликлинику, и домой не вернулась. В связи с этим по ней был объявлен всесоюзный розыск. Дело состояло из двенадцати томов. В нём находились циркулярные и отдельные телеграммы во все территориальные и транспортные органы НКВД с приметами пропавшей, кратким изложением факта — «вышла из дома и не вернулась» — и указанием о розыске. Сообщения, в том числе на имя наркома Берии, о проведённых агентурно-оперативных мероприятиях и их результатах. Заявления самого Кулика об исчезновении жены не было. В томах были подшиты многочисленные агентурные сообщения о Кулике…»
Ну вот. Снова возникает этот июль 1939 года… Причём, Александр Соколов настолько уверен в том, что похищение Киры Симонич произошло именно тогда, что, процитировав известные нам уже показания Вениамина Гульста («В 1940 году меня вызвал к себе Берия»), делает от себя примечание: «Гульст ошибается, был 1939 год».
Ещё и ещё раз хочу сказать: Гульст здесь не ошибается. Вне всякого сомнения, июль 1939 года фигурировал в том деле, и фигурировал довольно заметным образом. Но, честно говоря, я совсем не уверен, что полвека назад Александр Соколов делал для себя выписки из служебных архивных материалов. Стало быть, здесь Александр Соколов полагается лишь на свою память. В то же время, последующие абзацы его книги опираются на те же самые показания 1953 года, которые известны и нам: никаких новых документов он не приводит. Поэтому его категоричность в отношении датировки едва ли можно считать оправданной. Зато его воспоминания о содержимом уничтоженного полвека назад оперативно-розыскного дела представляют несомненный интерес:
«Большинство материалов дела относилось к Кулик-Симонич и двум её сестрам, с которыми она проживала в 20—30-х годах в Ленинграде. В частности, сведения об их весьма свободном образе жизни, кутежах и близких связях с иностранцами. В отдельном томе находились справки о содержании периодически прослушиваемых телефонных разговоров Кулик-Симонич, а также её разговоров на квартире одного из известных деятелей советской культуры, с которым она находилась в весьма близких отношениях. […] Поиск результатов не дал, но постановление о прекращении розыска не выносилось. С 1941 года дело находилось в архиве. Хотя по делу проводились розыскные мероприятия, у меня сложилось твёрдое мнение, что поиск вёлся формально и никого не интересовал. По своему содержанию розыскное дело фактически являлось делом агентурной разработки Кулик-Симонич. Его уничтожили. […]»
Следует также добавить, что, по воспоминаниям Александра Соколова, «в розыскном деле не было материалов о каких-либо антисоветских высказываниях или подозрениях о «работе на капиталистические разведки» самого Кулика или его жены».
Russian Digest 